Поэзия противоречивого августа

(Лозина-Лозинский Алексей Константинович. «Противоречия: Собрание стихотворений»; Петров Сергей Владимирович. «Собрание стихотворений»)

Лозина-Лозинский Алексей Константинович. «Противоречия: Собрание стихотворений». Серия «Серебряный век. Паралипоменон»,

М.: Водолей Publishers, 2008.

XX век, помимо всего прочего, начался эпидемией самоубийств. Покончить с собой пытались все, особенно — представители интеллигенции. О самоубийцах взахлеб писали газеты и модные писатели. В обществе родился культ преждевременной, желательно — самостоятельно вызванной смерти. Потерявшая к тому времени свое влияние церковь перестала быть преградой для самоубийц.

Из литераторов пытались покончить с собой Бальмонт, Гумилев, Ходасевич, Зощенко, довели попытку до конца — Есенин, Маяковский, Цветаева… Это известнейшие.

А сколько было тех, чьи имена нам уже ничего или почти ничего не говорят! — Чеботаревская, Гофман, Князев, Игнатьев, Божидар, Лозина-Лозинский… Разные судьбы, разновеликие таланты — и один страшный конец…

Размер моих стихов есть поступь легионов, Разбитых варваров, бургундов иль тевтонов, Бесчисленных, густых, ползущих в тьме и в тьму, Однообразных туч, угрюмых ко всему, Гул низколобых орд, раскаты долгих стонов, Немолчный Океан глухих и грозных звонов, Насмешки верящих во власть немых Законов

И бросивших свой край так, вдруг, нипочему…

Этим программным стихотворением открывается главная книга поэта — «Троттуар», книга о тщете всего сущего.
Алексей Лозина-Лозинский искал смерти почти всю свою сознательную жизнь. В 19 лет на охоте по неосторожности он прострелил себе правую ногу, из-за чего ногу пришлось ампутировать выше колена.

После этого он постоянно говорил, что нет смысла в жизни даже при самом лучшем ее устройстве, так как смерть все аннулирует. Из тридцати лет его жизни — как минимум десять лет ожидания смерти.

Тем не менее, он старался жить в полную силу — писал стихи и прозу, читал лекции в рабочих кружках, выступал на студенческих сходках, каждый год путешествовал по России и за границу.

Однако в минуты слабости он дважды предпринимает попытки самоубийства, пока в 1916-м году не принимает большую дозу морфия, поставившую точку в его трагической судьбе. Об этой смерти писали газеты, Георгий Иванов привнес мифологии в судьбу Лозины-Лозинского в своих «Петербургских зимах». Впрочем, Лозина-Лозинский и сам много поусердствовал в поэтизации смерти:

Я, замкнутый в квадрат со скучными углами, Под белой простыней, как длинный, потный труп С уставленными в мрак незрящими глазами, Когда тяжелый мозг надменен, прям и туп, Как древний фараон священными ночами, Я взвешиваю мир. Сходя с ума, в постели, Я чую сладостно, как в мраке и тиши Мышленья мерные и черные качели, Как виселица в тьме, качают Божьи цели

И ужас вскрикнувшей и смолкнувшей души…

Безусловно, поводом к очередному порыву свести счеты с жизнью всегда (или почти всегда?) оказывалась женщина, неразделенная любовь. Но в случае с Лозина-Лозинским даже возлюбленная и ее чувства к поэту были всего лишь поводом, логическим концом любви поэт видел только одно — Смерть.

Я знаю, я умру, когда мои желанья Добьются своего. Мои желанья — ты. Ты — гордость и печаль, чужое мне созданье… О, как лелеял я гниющие мечты: Твой аромат, твой стыд, безвольность наготы, Развратный, властный жест, молящие черты… Но я сойду с ума от вопля обладанья…

Молчи, молчи, молчи, не прерывай рыданья!..

Литературные труды его при жизни, да и после смерти практически не были оценены современниками. Между тем, он издал в 1912 году три поэтических сборника под единым названием «Противоречия» и псевдонимом «Я.Любяр». В 1916-м году вышла книга стихов «Троттуар», получившая доброжелательные отзывы критики и литературного цеха.

Последняя поэтическая книга — «Благочестивые путешествия» — вышла уже в 1917-м году, после смерти автора.

В противоречивом авторском предисловии к этой книге Лозина-Лозинский пытается доказать читателям бессмысленность литературного труда, утверждая, что изящная литература необходима только для того, чтобы при завязке романа с малознакомой женщиной была прекрасная тема для первого разговора. Он утверждает, что любит безмолвных поэтов.

…Так как в юности я был в любви несчастным, Так как я скучаю и всегда один, Так как я считаю в мире все напрасным,

Я собрал себе коллекцию тишин…

— напишет он еще в одном своем программном стихотворении. И добавит: «Слово лишь намек роскошнейших молчаний». Кто же будет с этим спорить? И все же мне кажется, что Лозина-Лозинский и сам не вполне отдавал себе отчет в своем литературном таланте.

Его неуверенность в своих силах, возможно, и сыграла роль последней трагической капли в судьбе поэта.

Сегодня редкий знаток Серебряного века мог бы признаться, что читал стихи Лозины-Лозинского, если бы не издательство «Водолей Publishers», выпустившее солидный том поэтического наследия Алексея Константиновича, куда, помимо полных корпусов названных пяти поэтических книг, вошли неизданные стихи, переводы из западных поэтов и биографические записки брата поэта. Брат этот, Владимир, стал впоследствии священником, чтобы молиться за самоубийцу-брата, он погиб от рук большевиков и канонизирован Русской Православной Церковью.

Итогом довольно многочисленных путешествий Лозины-Лозинского не могли не стать стихи. Книга «Благочестивые путешествия» открывает нам другого поэта-Лозинского, не завоевателя-конкистадора, как Гумилев, а именно путешественника, приезжего, временного свидетеля чужой и чуждой жизни:

Капри подымается, как крепость, Черными отвесами из вод. Как хочу я замолчать на год И забыть, что жизнь моя нелепость, Сотканная из пустых забот! Быть простым и чутко-осторожным, Изучать оттенки вечеров, Полюбить веселье кабачков И процессиям религиозным

Следовать средь глупых рыбаков…

Трудно представить, что стало бы с поэтом, доживи он до революции — до Февральской, например, оставалось всего ничего.

Учитывая его увлечение социалистическими идеями, можно предположить, что он ушел бы в революцию или стал бы поэтом новой эры, как Маяковский.

А возможно, идя дальше по пути акмеистов, он стал бы равным среди равных и окончил свои годы в ГУЛАГе или в тюрьме… Но всего этого с ним уже не произошло.

Как это грубо, жить… А, в мире, на краю Смертельной пропасти дана, как сон, чутью Невыразимая полночная баллада! В ней ладан, нард и мирт, в ней ароматы яда,

И яд я, как индус, благочестиво пью…

Издание полузабытых поэтов — дело неблагодарное. Но для настоящего ценителя поэзии нет ничего более интересного, чем контекст эпохи, а этот контекст и составляют судьбы и стихи таких поэтов. Так что книга Алексея Лозины-Лозинского — тот самый недостающий фрагмент пестрой и противоречивой мозаики литературной и общественной жизни России начала XX века.

Андрей КОРОВИН

Петров Сергей Владимирович. Собрание стихотворений: в 2 кн.
Серия «Серебряный век. Паралипоменон», М.: Водолей Publishers, 2008.

Много ли в России Петровых? Еще бы! Да не к каждому добавишь приставку Водкин, чтоб отличить от тысяч других. Поэт Сергей Петров в России один. Так уж было угодно случаю, что имя это стало известно лишь после смерти автора. Знали — переводчика Сергея Петрова. Поэта — не знали.

Легендарный собиратель забытых имен русской поэзии Евгений Витковский и вовсе называет Петрова своим учителем.

Как же так получилось, что и я, и — уверен — многие другие слышат имя это впервые? Поэзия русская всегда была щедра на «богатые» дары своим верноподданным — по лагерям и ссылкам таскала, на расстрел водила, пистолет к виску приставляла да голову в петлю совала, опаивала водкой и травила наркотой, мучила цензурой и соцреализмом, но чтоб вот так — много и хорошо работающего поэта просто не замечала — это за ней в диковинку. Однако повелся за ней в XX веке и такой грех.

Неизвестность Петрова-поэта была феноменальна. Говорят, даже Евтушенко, когда Евгений Витковский предложил ему стихи Петрова для знаменитых «Строф века», решил, что этого поэта выдумали, чтобы его разыграть. Но разве можно выдумать такое:

Этот вечер — навек черновик моей ночи, не просохнуть ему и от слез не остыть. Страшен — черным по белому — рокот сорочий. Горя птичьего мне никогда не избыть. О, болтливый язык! Для чего ты подвешен в гулкой области рта? Для того ль, чтоб в тебе все деревья сошлись, все шесты от скворешен, все воздевшее руки, весь дым на трубе?…

«Черновик человека» (1934-1941)

Или такое:

Вышел, как в сказке, волшебный туман из клубочка, прясло и двор перепутал он пряжей седой. Слышал я ночью, как полная звездами бочка спит, захлебнувшись предсмертной студеной водой…

(1939-1940)

Или — это:

…Всплеснулась ухою горячей заря, моря из тарелок своих повскакали, дожди побежали, водою соря, и алые маки горели в бокале. А черные скалы, как черти, кричали и выли, как псы на цепи, на причале. И тучи набрякшие об землю — трах! А небо сжигали на красных кострах, и звезды, как искры, метались и гасли, и плавало солнце в расплавленном масле…

(1943-1962)

Как таковой биографии Сергея Петрова пока не написано. Родился на Благовещенье, 7 апреля (о чем всю жизнь писал по стихотворению в год) 1911 года. Окончил историко-филологический факультет Ленинградского университета. После университета недолго преподавал немецкий и шведский языки.

В 33-м был арестован и выслан в Красноярский край, где преподавал немецкий язык, снова был арестован и выпущен за недоказанностью обвинения, работал лесником, заготовителем сельхозпродуктов, счетоводом. По окончании срока ссылки уехал в Ачинск, снова преподавал немецкий, общую гигиену, астрономию.

В общей сложности он три года провел в тюрьме и семнадцать лет в ссылке. В 1954 году переехал в Новгород, где и началась собственно литературная жизнь, правда, в качестве переводчика с двенадцати языков, которые он не только знал в совершенстве, но и даже писал на них стихи. В 1976-м переселился в Ленинград, где и умер 31 октября 1988 года.

Всего при жизни было напечатано не больше десятка стихотворений из огромного творческого наследия Петрова. Такова краткая биографическая канва.

Петров изобрел в русской поэзии новый жанр — жанр фуги. Он писал их ручками семи разных цветов — каждый цвет соответствовал отдельному голосу. Издание такого — цветного — собрания стихотворений Петрова еще впереди. Фуг у Петрова немало, мне вот, к примеру, оказалась близка «Огородная фуга»:

Читайте также:  Модернизм в искусстве (xx в)

Я с солнцем встал на страже у ворот, и с легким летом близится разлука, но еще жив великий Огород, как добрый зверь, топорща перья лука… …………………………………………… …………………………………………… Пахучий друг прожорливых утроб, в прозрачных зонтиках кокетливый укроп стоит на цыпочках, как девочка у кассы, раскрывши хрупких веточек каркасы. Всем известно, что Европа жить не может без укропа и готова даже в гроб положить с собой укроп. ………………………………………… ………………………………………… Жив Огород! И с самого утра

жизнь овощей прекрасна и хитра…

Эта удивительно гурманская, плотоядная фуга очаровательна и поэтической любовью к, казалось бы, обыденному огороду, и особым поэтическим натурализмом, и поэзией живой, огородной природы. Таких стихотворений вообще мало в русской поэзии, а уж такого уровня — и подавно. Вообще мне кажется, что вся эта фуга — готовый мини-мюзикл, который ждет своего композитора.

У Петрова особое ощущение русского миросознания, он часто возвращается к теме русскости и русской судьбы, что тоже не было характерно для поэзии советской интернациональной, наднациональной эпохи:

Трясет Европа гузкой, глядит, разиня рот, как прет медведем русский диковинный народ. Не разбирая броду, орет свое «ура», ведь русскому народу не будет ни хера… ……………………. ……………………. Но дух почуя прусский у собственных ворот, пнул духа в жопу русский невежливый народ. Кому дадут свободу, кому вагон добра, а русскому народу ну ровно ни хера.

(1972)

До сих пор существовала лишь одна книга стихов Петрова, выпущенная в Петербурге в 1997-м году тиражом 500 экземпляров, куда вошли чуть больше полусотни стихотворений. Она оказалась замечена немногими.

У Петрова не было друзей-поэтов из его или из старшего поколения, он развивался сам по себе, что тоже довольно большая редкость в русской поэзии.

Мне кажется, что ему был бы близок по миросозерцанию Арсений Тарковский, но — увы, творческие пути их не пересеклись…

Ночь плачет в августе, как Бог темным-темна. Горючая звезда скатилась в скорбном мраке. От дома моего до самого гумна — земная тишина и мертвые собаки. Крыльцо плывет, как плот, и тень шестом торчит, и двор, как малый мир, стоит, не продолжаясь. А Вечность в августе и плачет, и молчит, звездами горькими печально обливаясь…

«Поток Персеид» (1945)

Петров никогда сам не составлял своих книг (не представлял даже, что они могут быть изданы), поэтому издатели вынужденно прибегли к хронологическому порядку составления собрания стихотворений.

Плюсом петровского непечатания было то, что можно было писать то, что думаешь, без оглядки.

И хотя его трудно назвать антисоветским поэтом, были у него стихи, которые вряд ли бы понравились советской (или столичной) власти:

Ох, и противно в Москве проживать! Лучше в избенке сидеть с лучинкой, нежли полжизни с утра жевать улицы с человечьей начинкой.

…………………………………… …………………………………… …И как Аввакум по Москве волокусь, по Москве, что лубок, расцвеченной, в каждой лавке толплюсь и глотаю кус свежевыпеченной человечины.

Ты живешь, государыня Москва, с каждым годом все разливаннее, и число москвичей твоих — ква-ква-ква! — доросло до точки блевания. «Неделя в Москве»

(1979)

Утром, днем и под вечер Невский живет теплокровно, и бороздят его толпы вполне безыдейных людей. Бросив дома детей, шатаются Жанны Петровны вместе с кокетливым стадом разряженных полублядей.

Смотрит на них удивленно, с презрением финское солнце: что-де творит трудовой народ на советской земли? Эдики тащат с утра по пивнухам лихие червонцы иль пропивают украдкой в подъездах отцовы рубли. …………………………………………………………. ………………………………………………………….

…А постовые мильтоны невероятно гуманны — нет чтобы палкой безделье по роже рабочей огреть!

«Невский проспект» (1980)

В одном из последних стихотворений, написанных по традиции в день рождения (1983), Петров напишет:

Я родился в Благовещенье, по рассказам матери — на рассвете… ……………………………………….. И сегодня, когда мне стукнуло семьдесят два, я повторяю упрямо, что я как поэт бессмертен,

ибо я родился в Благовещенье.

Бессмертие — тяжкий крест. Не каждый его вынесет.

Но ведь при жизни Петров выносил и не такое…
Издатели обещают, что томов в собрании стихотворений Петрова будет три, причем первый, лежащий передо мной, вышел в двух объемных книгах.

Говорят, есть еще неизвестная читателям и специалистам проза, которая пока ждет своего часа. Так что XX век продолжает преподносить нам открытия. И пусть уж лучше — такие. Поэтические.

Андрей КОРОВИН

Источник: http://magazines.russ.ru/ra/2009/3/ko27.html

Поэзия противоречивого августа

(На иллюстрации картина Михаила Константиновича Клодта – русского художника-пейзажиста 2-й половины XIX века)

Август – месяц противоречивый. Это месяц яркого солнца и иссушающей жары. А иногда – месяц дождей, града, ураганов. В августе природа дарит богатый урожай, но требует от человека тяжёлой страды. Все эти противоречия августа отразились и русской поэзии. У Бальмонта, к примеру, август и нежен, и спокоен:

Как ясен август, нежный и спокойный, Сознавший мимолетность красоты. Позолотив древесные листы,

Он чувства заключил в порядок стройный.

Марина Цветаева изобразила август в имперском облике, благосклонным и богатым:

Август – астры, Август – звезды, Август – грозди Винограда и рябины

Ржавой – август!

Полновесным, благосклонным Яблоком своим имперским, Как дитя, играешь, август. Как ладонью, гладишь сердце Именем своим имперским:

Август!- Сердце!

Но именно в августе завершился земной путь этой поэтесс. Август стал последним месяцем жизни для Александра Блока, Николая Гумилева, Саши Чёрного, Максимилиана Волошина, Георгия Иванова… Не любила август Анна Ахматова:

Он и праведный и лукавый, И всех месяцев он страшней: В каждом Августе, Боже правый, Столько праздников и смертей. Разрешенье вина и елея… Спас, Успение… Звездный свод!.. Вниз уходит, как та аллея, Где остаток зари алеет,

В беспредельный туман и лед…

Александр Галич эхом отразил настроения поэтессы, посвятив ей такие строки:

В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной,

Моталась она у “Крестов”.

Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость – Привычно, как росчерк пера, Вот если бы только не август,

Не чертова эта пора!

*… И разве не в августе снова, В еще не отмененный год, Осудят мычанием слово

И совесть отправят в расход?!

Противоречия августа – месяца золота и пепла – воплотились в строках Павла Васильева:

Четвероногие, как вымя, Торчком, С глазами кровяными, По-псиному разинув рты – В горячечном, в горчичном дыме

Стяли поздние цветы.

Дари, дари мне рыжие цветы! Зеленые Прижал я к сердцу стебли. Светлы цветов улыбки и чисты – Есть в них тепло Сердечной простоты.

Их корни рылись в золоте и пепле!

Печальны дни уходящего лета у Инны Гофф:

Скоро осень, за окнами август, От дождя потемнели кусты, И я знаю, что я тебе нравлюсь,

Как когда-то мне нравился ты.

*Отчего же тоска тебя гложет, Отчего ты так грустен со мной, Разве в августе сбыться не может,

Что сбывается ранней весной?

«Железный Август в длинных сапогах» шагает по страницам книги со стихами Николая Заболоцкого. «Как юн июнь и как декабрь сварлив» август у Валентина Морозова.

Болезненная атмосфера наполняет строки Бориса Пастернака об августе, покрывшем «жаркой охрою соседний лес, дома поселка, мою постель, подушку мокрую».

«Не пивом и воблой, не первыми жухлыми листьями – И даже не путчем – тоскою запахло вокруг», – пишет об августе Ольга Роленгоф.

Невесел август и у Иосифа Бродского:

Запертые в жару, ставни увиты сплетнею или просто плющом, чтоб не попасть впросак. Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,

у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.

Давайте же, чтобы не впадать в уныние, встречая нынешний август, откроем томик со стихами Валерия Брюсова! В его строках август хмелен и весел. Перечитаем это стихотворение и пожелаем друг другу радостных августовских дней!

Здравствуй, август, венчан хмелем, Смуглый юноша-сатир! Мы ковры под дубом стелем,

Мы в лесу готовим пир!..

Август милый! Отрок смуглый! Как и мы, ты тоже пьян. Свечерело. Месяц круглый

Озарил круги полян.

Источник: https://xn—-8sbiecm6bhdx8i.xn--p1ai/node/2432

Борис Пастернак – Август: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих

Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою

От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую,

И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка. Мне снилось, что ко мне на проводы

Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами, Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня Шестое августа по старому,

Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени Исходит в этот день с Фавора, И осень, ясная, как знаменье,

К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский, Нагой, трепещущий ольшаник В имбирно-красный лес кладбищенский,

Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами Соседствовало небо важно, И голосами петушиными

Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею Стояла смерть среди погоста, Смотря в лицо мое умершее,

Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически Спокойный голос чей-то рядом. То прежний голос мой провидческий

Звучал, не тронутый распадом:

«Прощай, лазурь преображенская И золото второго Спаса Смягчи последней лаской женскою

Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины, Простимся, бездне унижений Бросающая вызов женщина!

Я — поле твоего сражения.

Прощай, размах крыла расправленный, Полета вольное упорство, И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство».

Анализ стихотворения «Август» Пастернака

Последние годы жизни Пастернака были очень непростыми. Еще до публикации на Западе романа «Доктор Живаго» поэт и писатель почувствовал усиливающееся на него со стороны власти давление.

Переживания и боязнь за собственную судьбу привели к тому, что в 1952 г. Пастернак пережил инфаркт. Почувствовав близкое дыхание смерти, он начал легче относиться к своей жизни. В 1953 г.

Пастернак написал стихотворение «Август», в котором открыто говорит о своей вероятной скорой кончине.

Читайте также:  Биосфера. живые организмы на земле

Стихотворение начинается с описания обычного раннего утра. Лирический герой просыпается в своей постели и внезапно обнаруживает, что его подушка мокрая. Ища причину, он вспоминает свой необыкновенно яркий сон. Автору снилась собственная смерть и похоронные проводы. Он ясно видел множество друзей, участвующих в процессии.

Происходит ключевой момент стихотворения и сна лирического героя: один из провожающих его в последний путь с опозданием вспоминает, что в этот день отмечается православный праздник — Преображение Господне («шестое августа по старому»).

В народе этот праздник пользовался большой популярностью и назывался «Яблочный Спас». Он считался днем подведения определенных годовых итогов, началом осени и времени сбора урожая.

В этот праздник «свет без пламени… с Фавора» (гора в Израиле, на которой три апостола стали свидетелями Преображения Иисуса Христа) разливается над всей землей.

Пастернак перед лицом близкой смерти уже не боится возможных преследований, поэтому смело вводит в произведение религиозную тематику. Он видит «казенную землемершу» — смерть, которая уже давно ждет его на кладбище. Финальная часть стихотворения — «провидческий голос» поэта, прощающийся с земной жизнью.

Лирическому герою не жалко расставаться с материальными ценностями. Он уже осознал их бесполезность. Поэт прощается с «лазурью преображенской», «годами безвременщины», а самое главное, — с «творчеством и чудотворством». Он прожил долгую жизнь, насыщенную как радостями, так и «бездной унижений».

Покидая этот мир, он жалеет лишь о том, что теряет свой бесценный божественный дар — возможность творить.

Пророческий сон Пастернака сбылся не сразу. Поэт прожил еще семь лет. Но эти годы стали самыми тяжелыми в его жизни. Смертельно больного человека ждали ожесточенная травля за публикацию «Доктора Живаго», вынужденный отказ от Нобелевской премии, предательство бывших друзей и знакомых. В каком-то смысле смерть Пастернака в 1960 г. стала для него долгожданным избавлением от страданий.

Популярные тематики стихов

Читать стих поэта Борис Пастернак — Август на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

Источник: https://rustih.ru/boris-pasternak-avgust/

Звуки небес, песни земли, или Противоречивый Лермонтов

В 2014 году грядёт двухсотлетний юбилей Лермонтова. При всей хрестоматийности Лермонтов рождает удивительно свежий отклик в каждом новом поколении, и речь не об одних лишь стихах.

Проза его — «Герой нашего времени», —по признанию учителей литературы, одна из самых читаемых книг в школьном списке. К написанному и сказанному о Лермонтове в этом году будет прибавлено немало…

Помянем поэта и мы.

Трудно называть его Михаилом Юрьевичем. 26 лет к моменту смерти — всего лишь…

Корнями Лермонтов уходит к шотландцам, и, может статься, косвенно отослано к нему стихотворение Мандельштама:

Перекличку ворона и арфы Лермонтов не слышал, но что-то ему явно мерещилось, и не раз. В его роду, вроде бы, были барды, смотревшие на поэзию как на экстаз и озарение (разумеется, в языческом понимании).

А на его родовом гербе написано: «SORS MEA JESUS», то есть: «Судьба моя Иисус». Если у человека кровь барда, а судьба его — Иисус, то без трагического разделения не обойтись.

Таков он и есть, молодой человек Михаил Юрьевич, человек одновременно и гениальный, и трагически разделённый.

Поэт раздвоенности — так можно его охарактеризовать. Вчитайтесь-ка в эти строки:

Вот это диагноз! Вот это рентген! А ведь это строки из безымянного стихотворения, озаглавленного датой: 11 июня 1831 года.

То есть автору ещё нет семнадцати! А между тем мы видим семя для будущей фразы Достоевского о борьбе рая и ада на поле души человеческой.

«Лишь в человеке встретиться могло…» Такое прозрение вымучивается, дарится наперёд, даётся за что-то или для чего-то? Вопросов много. Ответов нет даже у самого Лермонтова. Он не врач. Он сам мучается.

В том же 1831 году были написаны и эти бессмертные строки:

Обратим внимание вот на эти чудесные слова: «О Боге великом он пел, и хвала его непритворна была». Непритворную хвалу Великому Богу многие считали невозможной, относя всякую молитву к области лицемерия. Лермонтов же эту хвалу слышал явно, или чувствовал.

Он всегда был отчуждён, одинок. Но, в отличие от байронизма, толкующего одиночество как чувство возвышенной души в окружении плебеев, Лермонтов проговаривается об иных истоках отчуждённости.

Это — память об иных звуках! Слышится Розанов: «Иисус сладок — и мир прогорк».

Лермонтов, конечно, горд. В ту пору все поэты горды, и взвинчены, и пишут о Каине, демонах и роковых страстях. Но мальчик Лермонтов (как называет его Ахматова) проговаривается о другом.

Его грусть — от несоответствия «звуков небес», оставшихся в памяти, и «скучных песен земли», звучащих отовсюду. Причём скучны и мазурка, и краковяк. По-нынешнему, скучны и панк-рок, и тяжёлый металл.

Скучны они на фоне «звуков небес».

Вспышки прозрений могут ослепить, а высота восхождений может стать причиной падения. Так понятная двойственность человека и столь сильно по временам звучащая в душе Лермонтова небесная песня — на кого делают его похожими? Господи, помилуй! На демона.

Демон знает толк в красоте. Он помнит райское пение. Ему претит мышиная возня, и он пользуется ею лишь в целях управления людьми, да и то — с презрением.

Демон по-своему возвышен, но горд и нераскаян. Михаил Юрьевич заворожён этой темой. Влюбиться он может только до момента срывания цветка. Потом — горечь и отвращение.

«И ненавидим мы, и любим мы случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви…»

Он не первооткрыватель. Вся та эпоха жила в поэтическом плену у Байрона, а тот — у Мильтона. Пройдёт ещё немного времени, и бес будет выведен Достоевским как «человек ретроградный и приживальщик».

Достоевский снимет с беса маску, укажет на его нравственное безобразие и внутреннюю мелкость. А пока демонизм в чести. Это синоним гордости, буйства страстей, возвышенности, отталкивающейся от низкого быта, и прочее. Лермонтов — раб этого идеологического коктейля.

Он долго пишет и переписывает о демоне целую поэму, где бес — скорее мучающийся интеллигент с крыльями, а не умный дух небытия. В ХХ веке лермонтовский демон окончательно превращается в Клима Самгина, сеющего вокруг семена уныния и разрушения и не знающего, зачем он живёт.

Зато, уйдя из литературы, демоны вошли в жизнь и уже не желают отсюда уходить.

Вершина зрелости — проза. Не умри Пушкин так рано, полнее сбылось бы его пророчество о себе: «Лета к суровой прозе клонят».

А вот Михаил Юрьевич состоялся как прозаик, хотя по годам ему ещё, казалось бы, учиться и учиться. Его «Герой нашего времени» и воздушен, и опасен, и актуален.

В пользу актуальности — переименование во Львове улицы Лермонтова в улицу Джохара Дудаева. Дескать, получи-ка по смерти за то, что на Кавказе воевал.

А ещё он был художник, совсем как Шевченко. Только у первого — личное томленье и сплошной экзистенционализм, а у второго — пафос народного блага, часто убивающий художника и без дуэли. Лермонтов также и храбрый вояка, ходивший на Шамиля.

Его отчаянная храбрость засвидетельствована многими, а стихи вроде «Валерик» или «Бородино» — знак личного взгляда смерти в глаза задолго до самой смерти. Поэт-солдат? Это же Денис Давыдов.

Да, но кто его изучает в школе и чему можно у него научиться? То ли дело — Лермонтов!

И отравлен демоническими мотивами, и горд, и двусмыслен, и неспокоен. Но сколько же всего принёс в школьную хрестоматию?

«„Спор“, „Три пальмы“, „Ветка Палестины“, „Я, Матерь Божия“, „В минуту жизни трудную“, — да и почти весь, весь этот „вещий томик“, — словно золотое наше Евангельице, — Евангельице русской литературы, где выписаны лишь первые строки», — это Розанов о Лермонтове.

А вот Ахматова о нём: «Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему.

Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актёра называют „сотой интонацией“. Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы.

Слова, сказанные им о влюблённости, не имеют себе равных ни в какой из поэзий мира. Это так неожиданно, так просто и так бездонно:

Если бы он написал только это стихотворение, он был бы уже великим поэтом».

Действительно, сколько неподдельного лиризма у этого мальчика, который вызвал бы меня на дуэль, назови я его при жизни мальчиком. Вызвал бы и убил бы, как убил его самого оскорбляемый неоднократно Мартынов. (О гении, молю вас: будьте осторожны!)

Иные пишут, пишут, а детям из них не прочтёшь ни строчки. А тут:

Плачем тихонько и мы, в том числе — о смерти глупой, безвременной, как бы выпрошенной. Конечно, он неизбежно пророк. Пусть даже пророк собственных несчастий, равно как и творец их. Вот он и пишет благодарность Богу из глубины своей не по годам уставшей души, где просит ранней смерти:

То есть — за всё Тебе — спасибо, но забирай меня быстрее.

Под стихотворением дата: 1840. Совсем скоро — в июле 1841 года — у подножия горы Машук состоялась дуэль поэта с человеком, уставшим сносить его едкие насмешки и уколы. Лермонтов стрелял в воздух, Мартынов — в цель. Рана, нанесённая им, оказалась смертельной.

Источник: https://www.pravmir.ru/zvuki-nebes-pesni-zemli-ili-protivorechivyiy-lermontov/

Тувия Ривнер. «Противоречивые стихи». Аги Мишоль. «Животные, растения». Исраэль Элираз. «Возле воды. Груши»

Тувия Ривнер. «Противоречивые стихи»
Эвен Хошен. 2011

טוביה ריבנר, שירים סותרים

Аги Мишоль. «Животные, растения»
Моссад Бялик. 2011

אגי משעול, חי צומח

Исраэль Элираз. «Возле воды. Груши»
Кешев. 2011

ישראל אלירז, ליד המים. אגסיםНовейшая ивритская поэзия формировалась в последние 100-120 лет, и принято говорить о трех основных периодах ее развития. Поэты «поколения Возрождения», известнейшие из которых Хаим Нахман Бялик, Шауль Черняховский и Ури Цви Гринберг, начали писать еще до того, как иврит превратился в разговорный язык. Архаичный стиль и многочисленные танахические вкрапления сближали эти стихи с далеким библейским прошлым. Поэты начала XX века были ближе всего к русской поэтической традиции. В их ритмичных рифмованных стихах зачастую можно было распознать стилевое и тематическое подражание русским поэтам того же периода. Александр Пэн, Натан Альтерман, Лея Гольдберг, Рахель Блювштейн ощущали себя ивритским «серебряным веком». Современный период — от создания государства Израиль до настоящего времени. Знаменитый манифест Натана Заха отмежевал поэзию «поколения в стране» от русской традиции. Нерифмованные, лишенные ритма верлибры стали образцом, на который все равнялись.В последние десятилетия каждый пишет, как хочет. Ивритская поэзия наконец-то освободилась от идеологических порывов, а кучкование по происхождению (в основном это было принято у выходцев из восточных стран) стало даже анахронизмом.В этом году вышли поэтические сборники трех очень разных ивритских поэтов. Иврито-немецкий поэт Тувия Ривнер пытается подытожить и запечатлеть все прожитое и увиденное. «Новокрестьянская» поэтесса Аги Мишоль говорит о единстве природы и человека, а близкий французской поэтической традиции Исраэль Элираз ищет смысл в мимолетном.

Читайте также:  Природа, растения и животные тамбовской области

Новая книга восьмидесятисемилетнего Тувии Ривнера «Противоречивые стихи» — взгляд убеленного сединами старца на прожитую жизнь. Радость от того, что все еще видишь, помнишь, двигаешься, и в то же время осознание, что конец близок, — сквозная тема всего сборника.

ИЗУМЛЕНИЕ

если после всего ты еще слышишь пение дроздовжаворонков, бюльбулей и нектарницне удивляйся радости наблюдать плывущие облакапить утренний кофе, заботиться о телеходить без тростии видеть горящий закатчеловеку под силу почти всено никто не знает где и когдаего настигнет настоящее счастье

(здесь и далее — пер. А. Авербуха)

Многие стихи Ривнера — это попытка зафиксировать впечатление от картин, музыки, архитектуры. Ривнер не только поэт, он и фотограф. Искусство для него — способ максимально точно увековечить глубоко личное переживание, сделать его понятным другим людям.

Тувия Ривнер родился в 1924 году в Чехословакии, в 1941-м сумел добраться до Палестины. Его семья осталась в Европе и была уничтожена нацистами. По приезде в Эрец Исраэль Ривнер работал пастухом, виноградарем, библиотекарем и учителем.

С момента основания государства Израиль Ривнер живет в кибуце Мерхавия в долине Израэль. До 1950 года Ривнер писал только на немецком, его первая книга ивритских стихов «Огонь в камне» вышла в 1957 году. В 2007 году Ривнер стал лауреатом премии премьер-министра Израиля.

В 2008 году получил премию Израиля по литературе. Ривнер выпустил двенадцать поэтических сборников. Вторая мировая война, потеря семьи в Катастрофе – постоянные темы его стихов.

Новая книга Аги Мишоль «Животные, растения» описывает человеческие переживания на языке окружающей природы. Стихи Мишоль чередуются с рисунками Яна Раухваргера. Поэтесса, которая вот уже 30 лет живет в поселке Кфар Мордехай и занимается сельским хозяйством, обращается к деревьям, птицам и собакам.

В ее стихах — потерянная идиллия, мир единства человека и природы, где правит бессловесный язык общения людей, растений и животных. Проецировать человеческие переживания на неговорящий мир — прием не новый.

Но Мишоль удается рассказать об актуальных событиях, политике, личном прошлом так, словно они не могут существовать отдельно от природы.

ЛЕТО ВО ДВОРЕ

по забору вверх тянется виноградбудто перед ним раздольекуда вот-вот ворвется краснаямякоть лопнувших арбузов но все повернет вспять -коричневый жар этого месяцатяжело дышащие собаки и котеноккоторого бросили и теперь он кричитна крышегранаты которые съела до срокасредиземноморская муха и комарыупивающиеся потом и кровьюнаслюнявленным пальцемужасающим жарким запахомэтого лета будем листать назад всё что преподнесли не для…несмываемый клубничный сокмедовая ниточкана халевсё что будет когда-то

было уже

Мишоль пишет стихи по утрам, не до конца проснувшись. Обычно — на кухне, за утренним кофе. Шесть котов, три собаки, кролики, гуси и сад — ее постоянные соавторы.

Мишоль родилась в Венгрии. В четыре года переехала с родителями в только что созданный Израиль.

Первые ее книги появились в семидесятые годы, но критика обошла их стороной: ни положительных, ни отрицательных рецензий не было. Только в 90-е годы, получив премию премьер-министра и премию им. Иегуды Амихая, она стала известна читателям.

Мишоль выпустила четырнадцать поэтических сборников и сегодня считается одной из самых интересных поэтесс в современной израильской литературе.

Некоторые критики обвиняют ее в желании убежать от реальности, скрыться от городского шума и суеты у себя на ферме, однако именно взгляд из деревни оттеняет бытование города.

Ираэль Элираз выпускает по поэтическому сборнику в год, и в его случае количество не умаляет качество. В новой книге Элираза «Возле воды. Груши» жизнь протекает, и с этим ничего не поделать. Ее течение неизбежно быстро.

Как и в предыдущих книгах, Элиразу важны мелочи жизни – в них смысл бытия. Немытая посуда, бабочка, присевшая на куст, причудливая форма облака — все это мимолетно и наполняет нашу жизнь до краев.

Нужно только уметь замечать:

мы стоим рядом снепрерывным течением жизнии говорим в воду:виделитрогаливсе этоскрывало от наснастоящее

есть

Это жизненный опыт и особое видение спрятанных от человеческого глаза вещей.

все что мне остается это быть подлепервозданной зелениводыи знать:то что скрывается под внешним это мир который заставит наспринять форму

объятия

Три разных по мировоззрению, поэтическому опыту и возрасту поэта говорят о гармонии. Возвращение к природе, к прошлому, хвала мимолетным вещам — разные способы ее достижения. Поэты говорят о близости к первозданному и наивному, и это движение к желанному соитию с землей праотцев, которого так жаждали в начале прошедшего столетия основатели государства Израиль.

Еще о поэзии:

Источник: http://old2.booknik.ru/reviews/non-fiction/vokrug-neistovye-zvuki/

«Август», анализ стихотворения Пастернака

Отношения с религией складывались у Бориса Пастернака сложно. Крещеный выходец из еврейской семьи не был принят в православной русской среде. Но, став известным литератором, Пастернак неожиданно обратился к религиозной теме и создал цикл произведений, где затронул тему православия.

Стихотворение «Август» датировано 1953 годом, когда начался новый этап гонений на православную веру. В то время нужно было обладать немалым мужеством, чтобы написать произведение о Преображении Господнем и опубликовать его.

Для Пастернака, недавно перенесшего инфаркт, время заигрывания с властью закончилось. Поэтому в стихотворении «Август» поэт откровенно поведал о своих переживаниях и с горечью намекнул, что дни его сочтены. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, Борис Пастернак начал пренебрежительно относиться к материальным благам. Его куда больше волновали ценности духовные.

«Август» состоит из двенадцати строф, многие из которых со временем стали популярными и широко цитируемыми. Размер стихотворения – четырехстопный ямб с двусложной стопой и ударением на втором слоге.

Рифмовка перекрестная – АВАВ. Главный мотив произведения – сон, в котором лирический герой видит собственные похороны.

Само же действие состоит из нескольких последовательных событий: сон, слезы, пробуждение.

Разбуженный лучами солнца, лирический герой заметил мокрую от слез подушку. Он вспомнил, что православие отмечает в этот день великий праздник Преображения Господня. Когда Иисус Христос молился на горе Фавор в Галилее, его лик внезапно озарился светом Божественного величия. И все ученики это увидели.

Приснившийся накануне праздника сон герой воспринял как пророчество – ему придется в ближайшее время покинуть этот мир. Во сне он прощается с друзьями и с тем, чем дорожил в этой жизни.

Летнее солнце яркими лучами разрушило сон героя, в котором тот видел свою смерть. Таким образом, солнце как бы воскресило его. Символ света играет важную роль в стихотворении.

Солнечные лучи озаряют все вокруг светом божественной любви и добра.

Сила света постепенно нарастает, но появляются образы, наполненные трагическим смыслом, красные тона преобладают над остальными.

Если в первой части стихотворения осень только зарождается «ясная, как знаменье», то в последующих строфах она уже господствует вовсю: имбирно-красный лес, облетевшая листва, притихшие вершины.

Это время года символизирует переход в новое состояние, начало чего-то необычного, мостик к иной жизни.

Далее герой видит смерть в облике «казенной землемерши», которая оценивает его рост.

Автор неожиданной рифмой соединил смерть с умершим лицом, усилив впечатление повторяющимися звуками «з», «с», «ш». Смерть, по мнению Пастернака, способна только оценить рост покойника, чтобы выкопать ему яму. Духовный уровень поэта, его внутренний потенциал ей совершенно безразличны.

В заключительных строфах стихотворения звучит «не тронутый распадом» «провидческий» голос, который прощается с миром. Герой воспринимает свою смерть как избавление от мук и страданий души, переход в светлую реальность.

Слова здесь пронизаны особой силой и эмоциями: «поле твоего сраженья», «бездна унижений», «упорство», «вызов», «размах крыла», «горечь рокового часа», «полет». В строках слышен сильный, волнующий голос души героя, наполненный жизнью, которую дает ему творчество.

В Иисусе Христе соединились две сущности — человеческая и божественная. В каждом из нас также есть два начала, считает Пастернак. Под божественным он подразумевает желание творить. Смерть и прощание с лирическим героем в день Преображения создает образ просветления, духовного прозрения.

А за преображением, согласно евангельской хронологии, должно последовать воскресение. Герой не просто уснул и проснулся, он умер и воскрес, а также преобразился, очистился, о чем говорит мокрая от слез подушка. Пробуждение героя, таким образом, становится символом духовной победы над смертью.

Примечательно, что эпоху социализма Пастернак называет в стихотворении годами, наполненными унижением, прервавшими полет его вольной мысли. Но поэт не жалеет, ведь он познал «и творчество, и чудотворство», испытал настоящее счастье, постиг гармонию мира.

  • «Доктор Живаго», анализ романа Пастернака
  • «Зимняя ночь»(Мело, мело по всей земле…

    ), анализ стихотворения Пастернака

  • «Июль», анализ стихотворения Пастернака
  • «Гамлет», анализ стихотворения Пастернака
  • «Доктор Живаго», краткое содержание романа Пастернака
  • «Февраль», анализ стихотворения Пастернака
  • «Снег идет», анализ стихотворения Пастернака
  • «Доктор Живаго», история создания романа Пастернака
  • Образ Юрия Живаго в романе Пастернака «Доктор Живаго»
  • «Золотая осень», анализ стихотворения Пастернака
  • «Март», анализ стихотворения Пастернака
  • «Быть знаменитым некрасиво…», анализ стихотворения Пастернака
  • «Сон», анализ стихотворения Пастернака
  • «Сосны», анализ стихотворения Пастернака, сочинение
  • «Иней», анализ стихотворения Пастернака

По произведению: «Август»

По писателю: Пастернак Борис

Источник: https://goldlit.ru/pasternak/574-avgust-analiz

Ссылка на основную публикацию